Репортаж из музея, который ограбили. Музей восточного искусства Уилфрида Исраэля
В ночь с 18 на 19 августа 2020г. был взломан и ограблен Музей искусства и знаний Востока Уилфрида Исраэля в кибуце а-Зореа.
Как это часто бывает в Израиле, ценные коллекции находились в небольшом и, по-видимому, не очень тщательно охраняемом кибуцном музее. Местонахождение коллекций искусства Индии, Китая, Таиланда, Камбоджи, древнего Ближнего Востока в кибуцном музее – это не следствие небрежения, а воля Уилфрида Исраэля. Происходивший из богатой еврейской семьи , внук главного раввина Англии, Уилфрид Исраэль интересовался искусством Востока и собирал предметы искусства стран Дальнего и Ближнего Востока. 1 июня 1943 года его самолет был сбит немецкими истребителями над Бискайским заливом. Согласно его завещанию, коллекции, собранные им, перешли кибуцу а-Зореа, с основателями которого Уилфред Исраэль был знаком и поддерживал связи при своей жизни. Условием завещания было поддержание целостности и неразрывности коллекций, поэтому в кибуце был построен и открыт в 1951 году музей, основой экспозиции которого стали коллекции Уилфрида Исраэля.
Я собиралась в этот музей долго. После рекламной статьи об открытии 3-х новых выставок, посвященных Индии, в Музее Уилфрида Исраэля, прошло… месяц… полтора… два. И вдруг появившееся сообщение о разграблении музея вызвало желание немедленно посмотреть хотя бы то, что осталось… пока не украли все остальное. А украли той самой ночью немало: десятки произведений искусства, редких и ценных; а что-то даже разбили в спешке и бросили осколки на полу музея. Судя по списку похищенных вещей, речь идет о небольших — высотой максимум 20-25 см изящных статуэтках. То, что привлекательно для грабителей: ценность большая, а места занимает мало.
Музейные работники уже составили список украденных ценностей, который разослан в аукционные дома, галереи и различным арт-дилерам в Израиле и во всем мире. Перечень похищенных ценностей есть в интернете ; музей призывает распространять его как можно шире, чтобы продажа и покупка украденных экспонатов стала невозможной. Однако я думаю, похищенные ценности никогда уже не «всплывут»: вероятнее всего, музейные экспонаты грабители отбирали под конкретного покупателя-заказчика, и ценности из израильского музея будут доставлены по заранее известному адресу. Они войдут в частную коллекцию, ими будет в одиночестве любоваться какой-нибудь олигарх, лишь изредка демонстрируя эти предметы немногочисленным надежным друзьям и посетителям резиденции. «Ну, в самом деле, скажите: зачем какому-то израильскому деревенскому музею такие ценности? Да они все равно в них ничего не понимают!»
Центральная площадь кибуца а-Зореа: несмотря на палящее солнце августа, здесь много зелени и цветов. Около монументального здания кибуцной столовой – мужчина с двумя маленькими феечками – одна розовая, другая – сиреневая: отец с дочерьми-близняшками. Впечатление, что абсолютно все члены кибуца передвигаются на его территории в маленьких открытых электромобилях. Очень хочется заглянуть в ячейки-квартиры, чтобы посмотреть, как они живут; но все двери закрыты, а напрашиваться неудобно.
Вот и здание музея. Здание скромное; отдельный вход на две стороны, в каждой из которых – две комнаты. Милая бабушка-«божий одуванчик» берет с нас входную плату. Нет-нет, она не кассирша, не билетерша – поправляет она: возможно, сегодня просто ее очередь выполнять эту работу, а завтра или через неделю она будет работать в другом месте. Еще одна пара посетителей, кроме нас, но нет никого, кто был бы хотя бы отдаленно похож на охранника. Большая часть комнаты, где находится столик кассиши-некассирши, отгорожена шнуром: там можно увидеть издалека пустые полочки и отдельные неукраденные экспонаты. Мы с пониманием относимся к невозможности осмотра пострадавшей от грабежа самой ценной и самой интересной коллекции музея, и отправляемся дальше, в соседнюю комнату. Здесь находится часть выставки, которую нам обещала реклама : «Индия в кибуце а-Зореа». Здесь нужен хороший, очень хороший экскурсовод, который должен бы рассказать, что означают эти инсталляции, какие мысли у нас должны возникать, и что мы должны при этом чувствовать. Экскурсовода нет, поэтому я вижу только настойчивое повторение двух цветов: бирюзового и алого. Это необычайно красиво, но неинформативно.
Любоваться тремя экзотическими музыкальными инструментами, залитыми алой краской настолько густо, что почти теряется их форма, можно несколько минут; долго рассматривать небольшого формата картины в алых тонах, изображающие индийских женщин, тоже не получается. Вторая пара посетителей ушла еще раньше; идем и мы за ними вслед.
Это другая часть музея, в которую ведет отдельный вход с улицы; здесь нет вообще никаких смотрителей, охранников или наблюдателей от администрации музея, несмотря на то, что в первом от входа зале размещены индийские миниатюры.
Здесь уже можно задержаться подольше, рассматривая тонкий причудливый рисунок миниатюр. Большинство из миниатюр – довольно древние, им по 200-300 лет.
Не похоже, что зал тщательно охраняется, но, все-таки, может быть, здесь хорошо работает система сигнализации? Хотя, насколько мне помнится, сразу после ограбления музей обратился к руководству кибуца с просьбой помочь наладить систему сигнализации(скорее всего, выделить на это деньги). Очевидно, что и эти миниатюры не охраняются; надежда на честность и высокую сознательность посетителей. Вспоминаются слова какой-то старой песни: «Что имеем – не храним; потерявши – плачем.».
Следующая комната… не знаю, как и сказать: наполовину заполнена или наполовину пуста? Экспозиция в этой комнате, как сказано в статье, связана с индийской философией, исследующей практики внутренней гармонии, медитаций и их связь с движением. Некоторое время я с интересом смотрела видео индийского танца крупным планом, вслушиваясь в музыку и пытаясь войти в медитативное состояние, но это у меня не получилось. Может быть потому, что находившаяся в этой комнате еще одна, совсем юная, посетительница не медитировала, а негромко разговаривала по телефону, не реагируя ни на индийский ритуальный танец, ни на видео храма с полощущимися на ветру флажками, ни на фотографию автора этой выставки в бирюзовом сари на фоне бирюзового храма. Сложно на это реагировать: экспонаты(или инсталляции) очень крупны, но не задерживают внимание больше чем на минуту каждый. Четвертый экспонат в этой комнате – вращающаяся мандала, составленная из силуэтов, изображающих различные фигуры танца; но, может быть, именно вращение отвлекает внимание от изменения силуэтов. Но зато эти экспонаты невозможно украсть, даже если бы ворам и захотелось бы этого!
Совсем прозаического назначения учреждение – туалет – расположен в отдельном небольшом здании, где, естественно, ни охраны, ни сигнализации нет, а у входа… как в культурном музейном учреждении — еще один экспонат, явно из коллекции индийских ритуальных изображений, большая часть которых была украдена.
Очень хочется надеяться, что это или малоценный экземпляр, или копия, а не подарок для следующих музейных грабителей.
Выйдя из музея, я отловила в розарии мужа, фотографировавшего кибуцные розы. Он еще в музее заявил, что «смотреть здесь нечего». К сожалению, я этому высказыванию могла противопоставить только удовольствие от рассматривания нескольких старинных индийских миниатюр. Обещанного погружения в индийскую культуру не получилось. Напрасны были старания трех современных израильских художников. Они в культуру Индии погрузились, а я – нет.
Боюсь, что это связано с моим полным непониманием современного искусства. Честное слово, я не виновата, и я не одна такая! Одна авторитетная российская женщина-искусствовед объяснила этот феномен следующим образом: «Общеизвестный факт, что российский зритель очень консервативен, и современное искусство (которое «не реалистично») вообще не любит в принципе…это а) психология нашей нации; б) устоявшиеся традиции, мы весь 20 век почти были изолированы от худ. развития.»
Это вполне применимо и к нам,русскоязычным израильтянам — давно уехавшим оттуда, но все же воспитанным в традициях российской культуры…
